Во время Великой Отечественной завод выпускал более 50 номенклатур боеприпасов для фронта. Уже в первый год войны изготовлено 18,5 миллиона изделий. В 1943-м производство боеприпасов возросло, по сравнению с 1942 годом, на 692%: выпущено 23,6 миллиона штук реактивных снарядов, мин, авиабомб.
Всего за военные годы завод №56 дал фронту 75,5 миллиона изделий – это каждый десятый боеприпас, израсходованный советскими солдатами на фронтах. Заводчане отправили 67 тысяч вагонов, что можно сравнить с железнодорожным составом длиной от Нижнего Тагила до Москвы.
Где хитростью, а где силой оружия
Из воспоминаний Ивана Пименовича Кузнецова:
«Призвали в армию в ноябре 1943-го. Уроженец деревни Новой Буткинского района. Как и многие парни моего возраста, еще до призыва окончил стрелковые курсы, неплохо знал винтовку, на зачетных стрельбах все пять пуль укладывал в грудную мишень, что, вероятно, повлияло на дальнейшую судьбу. Направили в снайперскую школу, откуда, уже будучи сержантом, в составе маршевой роты отправили на фронт, который проходил в то время по Западной Украине, в частности, по Тернопольской области.
На фронте было затишье, шли бои, как тогда говорили, местного значения. Ночью не стреляли ни наши, ни немцы, только взлетали осветительные ракеты.
Но эта тишина была тревожной, особенно в прифронтовой полосе. Мне довелось воевать на фронте без переднего края – на освобожденной от немцев территории, где активно действовали украинские националисты – бандеровцы, убивавшие наших солдат и командиров, представителей местной власти и всех, кто отказывался с ними сотрудничать.
Банды вели себя в селах и деревнях вольготно, сочувствующих им было немало, при первых же признаках опасности бандеровцы уходили в густые леса. Под орешником с широкими ветвями можно было надежно спрятаться. Но и мы научились с ними воевать - где хитростью, а где силой оружия.
Когда шли на задание, случалось так, что ночевали в одной хате, а враги – в соседней. Нередко один сын уходил в банду, другой – в партизаны. Или одна половина села - за советскую власть, другая – за «самостийную Украину».
Осенью 1944 года войска 2-го Украинского фронта после летнего затишья перешли в наступление. Земля буквально дрожала – столько двигалось на передний край техники и войск. Они шли освобождать Восточную Европу, а мы оставались выкуривать банды из обманчивой тишины прикарпатских лесов, сел и хуторов. Дел хватало: их отряды насчитывали 250-300 человек. Так что, когда вся страна отмечала первый День Победы, мы все еще воевали.
В одном из боевых столкновений меня тяжело контузило. 40 дней поили и кормили через рожок, а потом назначили старшиной госпиталя».
У кого была большая лопата, тот остался жив
Из воспоминаний Петра Кирилловича Мальцева:
«В1940 году 18-летним пацаном призван в артиллерийские войска и зачислен в полковую школу. 22 июня 1941-го застало меня в районе Дорогобужа. С железнодорожной станции нас спешно отправили в Минск. Туда прибыли ночью, на товарной станции разгрузились и пошли пехотой в западном направлении. Уже 25 июня приняли первый бой с противником. Ходили несколько раз в атаку, имея винтовки старого образца. Чтобы выстрелить, надо передернуть затвор, зарядить. Выстрелы получались редкими, за это время немцы просто косили наших солдат.
26 июня к вечеру противник нас разбил, мы были вынуждены отступать. С трудом выбрались из Минска, который бомбили фашистские самолеты – они все время висели в воздухе. Город горел, на улицах – завалы от бомбежек. Так для меня началась война…
В июле стояли под Гомелем, где держали оборону города около месяца. Шли очень тяжелые бои. В один из обстрелов пули летели прямо в окоп, где мы сидели. Многие погибли, убило бойцов справа и слева от меня, я остался жив.
До конца 1942 года воевал в составе 326-го артиллерийского полка 148-й стрелковой дивизии восточнее Ельца. Там впервые увидел, как работают наши «катюши».
16 февраля 1943-го меня ранило: послали восстановить связь с отставшими товарищами, которых немцы разъединили на две группы. Задание выполнил, но попал под обстрел, был ранен, до темноты пришлось пролежать, спрятавшись под убитым солдатом. И уже ночью, истекая кровью, добрался до своих. В тяжелом состоянии отправили в госпиталь.
После ранения в апреле того же года меня определили связистом в 1322-й стрелковый полк. Помню жестокие бои на реке Днепр. Наступление вели больше недели. Много окапывались. У кого большая лопата, тот и остался жив. Сколько земли перекопали в то время руки наших солдат, сколько тысяч километров прошагали их ноги!»
Слезы радости или капли дождя?
Из воспоминаний Михаила Андреевича Никулина:
«… Последние месяцы, недели войны были особенно тяжелыми. Враг сопротивлялся ожесточенно. Но ни упорство, ни фанатизм уже не смогли сдержать натиск советских войск. Дорога привела меня через Польшу, Восточную Пруссию к Берлину.
В 80 километрах от Берлина находился город Кюстрин - одна из сильнейших крепостей Германии. Неподалеку располагался лагерь для военнопленных. Мы его освобождали. Какие там люди - голодные, изможденные…
К Кюстрину подходили ночью, осторожно, чтоб без выстрелов. Темень. По дороге передвигались, ориентируясь по деревьям. Нас, разведчиков, вперед направили. Идем, вдруг слышим – лошадь на дороге фыркает. Взял я ком грязи и кинул в нее. Она пробежала немного и встала. Опять кинул – и снова она побежала. И тут взрыв, лошадь на мину наскочила. При вспышке успели заметить, что впереди мост, и немцы из-под берега выскакивают. А слева от дороги дом большой, двухэтажный. Посылаю двух солдат осмотреть подвал. Они дверь открыли, а там немцев полно. Сбили они моих ребят. Остался я один, а «языка» брать надо. Тут смотрю, светится окно, дверь распахнул: «Хенде хох!» В общем, привел к командиру двух офицеров, допросили…
Через месяц с лишним после взятия Берлина приехал в Москву на парад Победы. Столица ликовала, бурлила. Улицы заполнены людьми, и невозможно было понять, что это на их лицах – слезы радости или капли моросящего дождя. Мимо москвичей четким строем шли солдаты Победы…»
О чем думал Михаил Никулин, шагавший в этом строю? Видел снова, как встречали их жители освобожденных городов, или вновь приходили к нему воспоминания о тех испытаниях, через которые пришлось пройти? Смотрел, как под барабанный бой бросали наши солдаты к подножью мавзолея фашистские знамена, и вспоминал, как сдавались немцы в Берлине. Целые улицы были завалены оружием и такими же поверженными знаменами, что лежали на Красной площади.
А может, вспомнилось ему, как однажды в Польше спросил его маршал Георгий Жуков: «Уралец? Раз уралец – значит дойдем!» Маршал верил, что с такими бойцами можно разбить врага и считал уральцев лучшими воинами.
