Холодно…
«Чайку» называют самым знаменитым и неоднозначным произведением Чехова, в котором зрителю показана знакомая ему жизнь, но со стойким ощущением бессмысленности, скуки и утомления. Первая постановка пьесы в конце XIX века стала провальной, вторая – триумфальной. С тех пор ее сотни раз ставили в столичных и провинциальных театрах России, Франции, Турции, Дании, Швейцарии, Японии, США и других стран, экранизировали как в нашей стране, так и в Великобритании, Италии, США и Белоруссии. Стареющую актрису Аркадину играли Ольга Книппер-Чехова, Инна Чурикова, Ирина Муравьева, Людмила Максакова, Алла Демидова, Ольга Остроумова, Ирина Мирошниченко, Маргарита Терехова, Дарья Мороз. А знаменитый монолог Нины Заречной читали Вера Комиссаржевская, Татьяна Лаврова, Анастасия Вертинская, Ия Саввина, Людмила Савельева, Александра Захарова, Паулина Андреева. Даже те, кто не читали «Чайку», хотя бы однажды слышали его:
«Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом,— словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли... Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах. Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно».
Все главные герои пьесы очень часто говорят о том, как им одиноко и холодно.
О загадке «Чайки» до сих пор спорят критики, режиссеры и зрители. О чем эта пьеса? О людях искусства, муках творчества, противостоянии молодых художников и старшего поколения? О заявленных автором «пяти пудах любви», одиночестве, поисках смысла жизни и всеобщей неудовлетворенности? Ее называют и образцом русской драмы, и пародией на быт и нравы своего времени, и черной комедией в духе доктора Чехова. На сцене Нижнетагильского драматического театра она впервые появилась три десятилетия назад как спектакль-метафора, а нынче зрителям показали новую экспериментальную «холодную комедию».
Птица другого полета
Весной 1994 года премьера «Чайки» завершала творческий марафон городского фестиваля искусств «Тагильская весна». И за это время она неоднократно появлялась на страницах газеты «Тагильский рабочий»: в интервью режиссера Владимира Каминского «Перед полетом «Чайки», в фотоинформации на первой полосе «Премьера в театре», в рецензии «Залетела в театр «Чайка», «Мысли по поводу спектакля, который вызвал споры».
Режиссер рассказывал читателям о том, что его «Чайка» - «это художническая метафора на отмирание целого культурного слоя». А журналист Ада Егорова размышляла: «Разумеется, тагильская «Чайка» дает повод для разных суждений. Можно не соглашаться с ее полиэтиленовой сценографией (…) Но нельзя не признать, что спектакль в целом – работа серьезная, значительная, интересная…» Тогда были и «оголенная сценическая площадка с прозрачной полиэтиленовой пленкой», и «мертвая вода» вместо «колдовского озера», и монологи героев, стоящих на стульях, и много ярких актерских работ. На сцене блистали Мария Байер, Александр Саловский, Евгений Кашников, Владимир Винюков, Наталия Соничкина… А еще Ада Алексеевна особо отметила, что в исполнении Елены Гордеевой «Нина не барышня из дворянского гнезда, а резвая пташка, которой тесно в клетке. Она не чайка, убитая на озере, а птица другого полета».
И Треплев в исполнении Игоря Булыгина был иным: он показан «сгустком энергии, вспышкой бенгальского огня», превратившимся к финалу в «человека-автомат, неестественно спокойного, с ровным тусклым голосом». Была и такая фраза: «Говорят, эта «Чайка» обречена на умирание, поскольку ее не понял тагильский зритель».
На пороге апокалипсиса
Поймет ли зритель вторую «Чайку»? Публика, как и в прошлый раз, разделилась на три лагеря: первые восторженно приняли спектакль, вторые категорически раскритиковали, третьи пытаются понять, что это было. Вот лишь несколько впечатлений, подслушанных в зале и подсмотренных в комментариях в соцсетях:
- Спектакль по мотивам пьесы Чехова, но про нас сегодняшних, про наши боли и зависимости.
- Впервые за много лет увидела, как люди уходят во время спектакля. В некоторых моментах было просто неприятно смотреть и слушать. Может, я отстала от жизни, но так изуродовать Чехова…
- Ушел после 30 минут, вообще не понимая, что происходит.
- Режиссер Дмитрий Лимбос – это чеховский Костя Треплев, который старается уйти от привычных театральных форм.
- Мату и непристойным жестам не место на сцене театра. Упившаяся до безобразия баба, валяющаяся на сцене – это не из Чехова.
- Я шла на «Чайку» Чехова, а увидела какую-то дичь.
- Спектакль понравился, хотя очень сложный и тяжелый.
- Обнаженные сердца героев и актеров. Браво!
Режиссер Дмитрий Лимбос еще во время предпремьерной пресс-конференции рассказал журналистам, что поставил «спектакль в спектакле» всего за пять недель, хотя понимает, что на такую работу нужно как минимум полгода.
- Спектакли разные бывают. Можно сделать, как на заводе, чтобы все винтики работали правильно, чтобы как придумал, так и делали. А у нас было много творчества, импровизации, свободы, - пояснил он. - Из того, что придумал, 80% в процессе репетиций просто отменил. Этот спектакль для меня больше как растение: ты его сеешь и смотришь, как оно растет. У меня есть стиль, в котором работаю, но я решил от него отказаться и здесь шел на ощупь. Мои постановки обычно более динамичные, в них больше юмора, иронии, полярности, эксцентрики, абсурда. Самое лучшее, что умею делать – хаос и безумие, и в спектакле - власть хаоса и бессмыслицы на пороге апокалипсиса. Мне хотелось сохранить поэтику Чехова, поэтому текст я не переписывал, но немного адаптировал культурный код. Хотелось сделать историю про сейчас, про несчастных людей, их внутреннюю эмиграцию, про то, как они спасаются от апокалипсиса и тьмы, ищут что-то светлое.
Художественный руководитель театра заслуженный артист России Игорь Булыгин признался, что «Чайка» - его любимая пьеса у Чехова. Написанная против всех правил, она, как лакмусовая бумажка, проверка, насколько театр может опережать время. У каждого должна быть своя «Чайка». И в этом спектакле масса замечательных актерских работ, артисты засверкали новыми гранями таланта.
В ролях: Ирина Цветкова (Ирина Аркадина), Ирина Тараторкина (Нина Заречная), Данил Камешков (Константин Треплев), Сергей Зырянов (Петр Сорин), Данил Зинеев (Борис Тригорин), Марианна Булыгина (Полина Андреевна), Юрий Сысоев (Илья Шамраев), Екатерина Сысоева (Маша), Валерий Каратаев (Евгений Дорн), Константин Козловский (Сергей Медведенко), Тимофей Панов (Яков).
Нужны новые формы?
Да, режиссер переселил героев Чехова в наши дни. Модная одежда, узнаваемые современные интонации. Косметологи, кастинги, пробы… Вместо записных книжек – мобильные телефоны, на улицах не лошади и кареты, а такси, не нищие, а бомжи. Старинное лото заменила настольная игра дженга, что стало особенно символично: игроки по очереди достают блоки из основания деревянной башни, делая ее все более высокой и менее устойчивой, и понимая, что она все равно рухнет.
Убитая Константином Треплевым чайка превращается в окровавленный кусок мяса, похожий на вырванное сердце, и его с интересом разглядывает Нина Заречная. Она чувствует себя такой же чайкой, этим именем и будет потом подписывать письма к бывшему возлюбленному. Но почему-то к концу спектакля ее хочется сравнивать не с теми птицами, которых воспели поэты и художники, как символ красоты и любви к свободе, а с теми нахальными пернатыми, которые встречаются туристам на берегах холодного Финского залива, раздражая своим кряко-карканьем. Может, поэтому финальным слезам Константина Треплева по окончательно утраченным иллюзиям и любви после разговора с Ниной зрительный зал поверил практически безоговорочно.
Что еще? Стареющая актриса Аркадина стала здесь гламурной красавицей. О жизни провинциального учителя предлагают снять сериал. Молодая трепетная барышня Машенька сменила табакерку на фляжку и прячет ее подобно героине Мэрилин Монро в фильме «В джазе только девушки» за резинку чулка. И от безнадежной любви, от бессмысленного существования, от того, что «личного счастья нет у бедняжки», ее тошнит не только в переносном смысле, но и в самом прямом. А свою речь о том, что большинство пьет тайно и только единицы открыто она начинает с современного жаргона: «Ну, прибухиваю…»
Кроме того, актеры на сцене делают ссылки на постановки нашего века в МХТ и «Сатириконе». Обе – современные версии классики, и с ними у нашей «Чайки» есть родственные связи. Тагильский Тригорин тоже записывает свои мысли и заметки в мобильном телефоне, Треплев ходит по сцене с видеокамерой, а изображение проецируется на экран… Кстати, обсуждая трагифарс «Сатирикона», столичные критики неоднократно отмечали, что его режиссер Юрий Бутусов - это современный Треплев, который поставил свою «Чайку», «уставшую от интерпретаций, растасканную на цитаты и обросшую штампами».
Помните, о чем говорит бунтующий Костик? «Нужны новые формы», «Современный театр – это рутина, предрассудок», «Надо изображать жизнь не такою, как она есть, и не такою, как должна быть, а такою, как она представляется в мечтах». Ну и финальное: «Да, я все больше и больше прихожу к убеждению, что дело не в старых и не в новых формах, а в том, что человек пишет, не думая ни о каких формах, пишет, потому что это свободно льется из его души».
